Николай Печерский - Важный разговор [Повести, рассказы]
У Димы и Вовки тоже были чаши, и из этих чаш, будто из фонтана, брызгали злость и ядовитые слова.
Именно в это время, когда у Димы и Вовки брызгали слова, по коридору шел дежурный с красной повязкой на рукаве.
Дежурный увидел, что два приличных молодых человека колотят коленками по двери, взял их за плечи и басом спросил:
— Вы что делаете, разбойники?
Дежурный выслушал сбивчивый рассказ Димы и Вовки, кивнул головой, а потом, неизвестно зачем, записал их фамилии в записную книжку.
После этой истории Диме и Вовке как-то сразу расхотелось колотить коленками по двери и произносить ядовитые слова.
Они отошли в сторону и стали вспоминать, из-за чего и как все это получилось.
И тут они, конечно, вспомнили, что виновата во всем Светка Ложкарева и вообще все девчонки.
И зачем только их придумали, этих девчонок!
— Давай с ними никогда не водиться, — предложил Вовка, — ни вообще, ни в классе.
— Без звона?
— Конечно, без звона. Я знаешь какой!
Вовка скривил свою пухлую физиономию и заскрипел зубами, как настоящий пират.
Дима знал, какой на самом деле Вовка, но он снова промолчал, потому что Вовка был сейчас союзником.
Пираты договорились, что пойдут сегодня домой не по Ленинской, а по Садовой, где жила Светка. Они поймают там Ложкареву и вздуют ее за все проделки.
— Мы ей покажем, где раки зимуют! — сказал Дима.
— Покажем! — повторил Вовка.
В коридоре, разбрызгивая синие искры, затрещал электрический звонок.
Заговорщики ударили по рукам и пошли в класс.
Этот день, когда приятели дали друг другу клятву не водиться с девчонками и поколотить в четыре кулака Свету Ложкареву, был какой-то особенный.
Новости и неожиданности подстерегали их на каждом шагу.
Ну да, это было в самом деле так.
Только Дима и Вовка вошли в класс — новая новость.
На Димкиной парте, поблескивая коричневой обложкой, лежала чья-то новенькая общая тетрадь и прекрасная и тоже абсолютно новенькая автоматическая ручка.
Сначала Дима растерялся, но потом быстро взял себя в руки и понял, что и к чему.
Автоматическую ручку и тетрадку подложила с коварной целью Светка Ложкарева.
Не с неба же она свалилась! Как хотите, но это и дураку ясно.
Светка просто-напросто хочет его купить. Только он спрячет все это добро в портфель, только щелкнет замками, а Светка уже тут как тут: «Товарищи граждане! Димка забрал чужую ручку и чужую тетрадку. Он — вор!»
Ну до чего все-таки подлый человек эта Светка.
Вон до чего додумалась!
Дима нахмурился, как ворона перед дождем, и решительно отодвинул от себя тетрадку и ручку.
Но что это? Точно такая же тетрадка и ручка лежали и возле Вовки Сорокина.
Вовка заслонился от Димы рукой, но Дима все равно увидел, что Вовка уже успел написать на тетрадке свое имя и свою фамилию.
Вот тебе и союзник!
Дима нахмурился еще больше и зловещим шепотом спросил:
— Ты что делаешь?!
Застигнутый на месте преступления, Вовка сначала побелел, как стенка, а потом начал краснеть и стал вдруг удивительно похожим на вареную свеклу.
— У-у-у-у! — сказал Дима. И в этом «у-у-у-у» было все: и презрение к алчному другу, и осуждение вероломства, и угроза.
Вовка из красного стал синим, потом оранжевым, потом серо-зеленым.
Но Диме ни капельки не было жаль Вовку. Наоборот, ему захотелось сказать Вовке такое, чтобы Вовка сразу стал серо-буро-малиновым.
Дима начал подбирать подходящие слова. Он посмотрел в потолок, обвел блуждающим взором класс и тут замер от удивления и неожиданности. На партах перед мальчишками лежали точно такие же, как у него и у Вовки, тетрадки и автоматические ручки.
Вовка тоже увидел тетрадки и ручки. Он ткнул приятеля в бок и зашептал:
— Ты видишь? Ага… а ты говоришь!
Да, случилось что-то странное и загадочное. Как Дима ни ломал голову, как ни хмурил брови, но так ничего и не придумал. Было ясно только одно — Светка Ложкарева тут ни при чем.
Не могла же Ложкарева мстить всем мальчишкам сразу. На такую месть никаких денег не хватит. Хоть целый год копи.
Не прояснился горизонт и на перемене. Мальчишки косяками ходили по коридору, спорили, размахивали руками — и только. Даже Изя Кацнельсон, который безошибочно угадывал время без часов и вообще знал решительно все на свете, не внес ясности в запутанный вопрос.
Но что тут Изя? Тут позови самого лучшего профессора с ассистентами, и тот станет в тупик.
Дима тоже ходил с Вовкой по коридору и тоже горячился и размахивал руками. Нет, никто не мог подобрать ключика к тайне.
И только уже перед самым звонком на последний урок Вовка вдруг остановился посреди коридора и шлепнул себя ладонью по лбу.
Шлепнул и сказал:
— Мы с тобой дураки!
— Ты потише, — заметил Дима. — Ты за других не расписывайся.
— В самом деле дураки, — повторил Вовка. — Ты посмотри туда.
Дима посмотрел туда, куда указывал Вовка.
В самом конце коридора возле актового зала висел большой кумачовый лозунг, и на этом лозунге большими белыми буквами было написано:
«СЛАВА ДОБЛЕСТНЫМ СОВЕТСКИМ ВОИНАМ!»
Ну и что ж тут такого? Дима и без плаката знал, что сегодня День Победы.
Утром отец Димы уходил на работу и надел все свои ордена — и Красного Знамени, и Звезды, и серебряный солдатский орден Славы.
Дима еще тогда вспомнил, что у отца и вообще у всех советских людей сегодня праздник.
Но Дима все-таки не понимал, при чем тут тетрадки и ручки.
А быть дураком Дима не хотел. Он стоял посреди коридора и делал вид, что ему уже все давно понятно, только он не хочет говорить о таких пустяках.
— Ну что, дошло наконец? — спросил Вовка. — Теперь понял? Я первый догадался, что это они нам сюрприз сделали.
— Тоже загнул! Так они и сделают тебе сюрприз. Держи карман шире!
— Ничего я не загнул, — упрямо сказал Вовка. — Ты сам загнул. Сегодня наш мужчинский день. Раз мы мужчины, значит, мы тоже будем солдатами и будем всех защищать, и женщин тоже.
Вовка был большим фантазером и порой отливал такие пули, что все за голову брались.
Но сейчас в словах Вовки было что-то похожее на правду.
Только Дима не хотел сразу сдаваться. Он хмыкнул в ладонь и спросил:
— И Светку Ложкареву тоже будешь защищать?
Вовка подумал, стрельнул глазом на приятеля и сказал:
— Если она будет не вредная, тоже будем защищать, а если будет вредная, тогда не будем. Верно?
Снова затрещал звонок, и все повалили в класс слушать про древних римлян и про то, какая была у них империя.
Историчка Ольга Александровна про римлян начала не сразу. И это вполне понятно, потому что римляне — это римляне, а русские — это русские.
Ольга Александровна сначала рассказала про войну с фашистами, про славный День Победы и, конечно, про памятник советскому солдату в Берлине. И, казалось, все видели перед собой этого солдата с маленькой немецкой девочкой на руках.
В классе было очень тихо. Только слышалось порой, как вздыхала Тоня Капустина, которая сидела за первой партой. У Тони погиб на фронте отец, и теперь она не могла спокойно слушать, когда вспоминали про войну. Ложкарева то и дело оборачивалась и поглядывала на Диму.
Дима догадывался примерно, о чем говорил ее взгляд:
«Мы к тебе вот как относимся, а ты к нам вот как… Сегодня ты хочешь меня поколотить. Но я тебя все равно не боюсь, потому что ты не мужчина и не солдат, а самая настоящая шляпа…»
Дима понимал, что Светка права, и ему было стыдно смотреть ей в глаза.
Но вот окончился урок, и все начали собирать учебники.
Вовка Сорокин не торопился. Застегивал и снова расстегивал портфель, искал что-то под партой.
Дима догадывался, что Вовка просто тянет резину и не хочет идти вместе с ним колотить Светку.
Дима не подгонял приятеля, и они вышли из класса самые последние.
У подъезда Вовка снова замялся. Повертел в руках портфель, посмотрел куда-то поверх Диминой головы и сказал:
— Давай лучше по Ленинской пойдем. Может, солдат увидим. Они там всегда ходят…
Дима понял Вовкин маневр и тут же согласился. Ему уже и самому расхотелось идти по Садовой, где жила Светка.
«Все-таки сегодня День Победы», — оправдывался он.
Приятели свернули направо и скоро вышли на самую большую и самую красивую в городе улицу — Ленина.
Из-за крыш светило из последних сил вечернее солнце. Вокруг все стало розовым — и витрины магазинов, и бегущие куда-то вдаль троллейбусы, и высокая, похожая на стакан будка милиционера.
На углу Ленинской и Пушкинской Вовка остановился и стал прислушиваться.
— Ты чего? — спросил Димка.
— Ничего, кажется, солдаты идут…
Издалека и в самом деле доносилась песня.
